Он писал мне, как божеству, думала Молли. Собрала письма, бросила их в ведерко для мусора. Мне следовало читать их сразу, как только они приходили, и тут же выбрасывать. Молли достала письма из ведерка, сунула в зеленый пластиковый контейнер для мусора, который стоял в переулке, плотно закрыла крышку. Через неделю они сгорят на свалке синим пламенем. "Он не верит, что есть такие, как ты, — писал Карл. — Он хочет познакомиться с тобой, когда выйдет из тюрьмы. Он получил пожизненный срок, точнее, три пожизненных срока, но кто знает, как все обернется. Он грустнеет, знаешь ли, когда говорит о тебе, поэтому я держу рот на замке". Что бы там ни говорилось о Карле, он никогда не лишал человека последней надежды.
Молли включила свет, ощущая себя слабеньким олененком, которым решил отобедать хищник.
Села, глядя на пустой стол, представила себе Карла, склонившегося в камере над письмом, его зеленые, затуманенные эмоциями глаза. В тусклом свете едва ли не вся комната пряталась в тени. Молли задвинула пустой ящик, прищемила большой палец.
Кляня все и вся, слизывая кровь, чувствуя ее металлический привкус, сказала себе: сохраняй благоразумие, Молли. Здесь его нет. Он давно уже в другом округе, а то и штате. Нет никаких оснований думать, что он действительно появлялся. И однако она чувствовала эти желтые глаза, которые затаились в глубинах ее души и смотрели, смотрели, смотрели на нее, выжидая своего часа.
Она как раз поворачивалась, когда распахнулась входная дверь. Что-то ворвалось в дом, окутанное плащом тьмы.
Молли сжала кулаки, подалась назад, у нее перехватило дыхание.
Свет лампы снял с пришельца темный плащ.
— Привет, мамик. — Сара бросила на кресло-качалку свой новый ранец. — Я вернулась раньше, чем обещала.
Вечерами Молли сидела на холодной, чуть отсыревшей простыне, натянув покрывало поверх колен, и думала о том, что бы она сказала. Постучит ли он в дверь? Заговорит ли вкрадчиво, как большой нехороший волк? А может, он будет в человеческой маске, которую сбросит перед тем, как вонзить в нее свои зубы? Ветерок гулял по комнате, хотя Молли закрыла все окна. Она встала, проверила оконные запоры, но ветерок по-прежнему леденил воздух. Молли забралась под одеяла в ожидании.
Она просыпалась глубокой ночью, ощущая на шее его дыхание, обволакивающее, как горячий туман.
В пятницу, во второй половине дня, звякнул дверной звонок. В это время Сара обычно возвращалась из школы. Должно быть, забыла ключ. Молли, дожевывая сандвич с курятиной, открыла тонкую дверь, даже не посмотрев в глазок.
— Сара, — недовольно начала она, стоя за дверью и вытирая испачканную жиром ручку передником, — ты же знаешь, как я ненавижу этот звонок. Как только у нас появятся деньги, обязательно заменю его на другой.
Человек-Тигр ворвался, как ветер из жаркой пустыни.
Заполнил собой холодную комнату. Оттолкнул Молли потными ладонями. Она почувствовала пульсирующую в них кровь. Потрясенная, прижалась спиной к двери.
Одним движением он захлопнул дверь и пригвоздил к ней Молли.
Молли открыла рот, но ни единого звука не сорвалось с губ. Смотрела она на середину гостиной; если б взглянула на него, он стал бы явью. Она не хотела смотреть. Пусть бы им обоим оставаться фантомами. Но ничего не смогла с собой поделать. Его глаза притягивали ее, гипнотизировали.
Не глаза — золотистое зеркало, в котором Молли увидела отражение своего испуганного лица. И себя, маленькой и черной на огромном золотом поле. Молли поразила бездонная глубина этих глаз, за ее дрожащим ликом таинственные дороги тянулись неведомо куда.
И никаких угрожающих телодвижений с его стороны. Он просто стоял, закаменев, словно памятник. Она наблюдала за ним, солдат, застывший навытяжку, двигались только ее глаза, она боялась, что ее страх проявится, как только она шевельнет чем-то еще, и тогда он ударит ее.
Лицо у него было в два раза больше человеческого, большое, как тарелка. Его полностью покрывала шерсть, густая шерсть, поблескивающая, как у многих животных, даже в полутемной прихожей. Несчастный случай не мог до такой степени изменить человеческое лицо. Карл в этом ошибся. Густотой шерсть напоминала траву в прериях после сезона дождей. Черные полосы, как у индейца в боевой раскраске, между белым и солнечно-желтым. Резкая смена цветов, никаких переходов, полутонов. Лицо-морда, красивое и ужасное. Молли вспомнились ломающиеся углом брови Карла.
С минуту, пока у нее плыло перед глазами и она пыталась не потерять сознание, Молли думала, что это Карл, надевший маску и решивший разыграть ее, таким странным способом вернуться в ее жизнь.
— На колени, — прошептал Человек-Тигр. Снаружи донесся шум. Может, почтальон, который всегда приходил по пятницам. Молли послушно опустилась на колени. На ставший липким пол. Нет, не Карл, кто-то еще, раньше она его не встречала, но чувствовалось в нем что-то знакомое: звериное дыхание, жаркое, зловонное. Слова доносились откуда-то из глубины, Человек-Тигр не говорил — рычал. Кто-то еще, уставший бежать, бежать к ней, не от нее. Такой вот прибыл к ней гость. А может, она все это придумала.
Ее начала бить дрожь, изнутри, от желудка, который всегда сдавался первым. Он словно задергался по собственной воле.
На плече у Человека-Тигра висел черный рюкзак. Он достал из него что-то белое. Взял за руки, связал.
Молли начала всхлипывать — страх вырвался из желудка, вместе с желчью, потом замолчала, вспомнив судьбу олененка.
Хватка его становилась все крепче, пока ей не удалось полностью подавить страх. В передачах ПБС о дикой природе не раз рассказывалось о том, как надо вести себя с хищниками.